ПОРАДОВАЛА СТАТЬЯ Владислава Шурыгина.
Хороший ответ для многих.
29.07.2013 16:02:54
Битва за историю«…Меня в военную историю привёл «Горячий снег»
Владислав Шурыгин: Алексей, как называлась первая военно-историческая книга, которую вы прочитали в своей жизни?
А.И.: Это была «Книга будущих адмиралов». По иронии судьбы в Ташкенте, посреди Средней Азии, где мы тогда жили, я читал о морских сражениях. Тогда на меня большое впечатление произвела судьба капитана Александра Стебеля, командира 315 батареи на острове Сааремаа и вот теперь, зная эту историю в деталях, и, даже зная, как выглядел этот человек, я понимаю, что то, что было написано в детской книжке, было написано правдиво и толково. Это была действительно книга по военной истории.
В.Ш.: Алексей, как же так получилось, что Вы, человек с инженерным образованием, трудящийся на руководящей должности в престижной компании, вдруг стали военным историком?
А.И.: Все началось в конце 80-х, когда было уже безвременье. Я уже в школе был увлечён историей и мне моя мама сказала фразу, которую я запомнил на всю жизнь: «Если ты станешь историком, я повешусь» и я пошел в программисты. Разговор происходил в Москве, уже во всю гремела перестройка и я пошел в инженерно-физический институт, выучился на математика-программиста, достаточно быстро устроился на работу в компанию связи и соответственно в этой компании под разными наименованиями я работал с 1995 года. Но, тем не менее, история всегда была моим увлечением, я ходил с поисковым отрядом, потом просто был потребителем знаний, читал книжки, а потом познакомился с удивительным человеком, Михаилом Свириным, и он меня подтолкнул к самостоятельным исследованиям. Этот человек стал тем, кто мне привил интерес к архивной работе и первые статьи я писал для него. А ещё меня в военную историю привёл замечательный фильм «Горячий снег». Я много раз ходил на него и война, как историческая тема притянула меня именно благодаря этому фильму...
В.Ш.: А как это происходило – "подталкивание"? Что такое «поехать в архив»? Вот человек абсолютно ничего не знает, никогда историей не занимался, никогда не был до этого в архиве. И вот он должен взять с собой паспорт, сесть в электричку, добраться до Подольска, подойти к дверям и что-то сказать… Допустим, его пустят, но ведь архив это громадное хранилище и в нем надо что-то найти… Многих это останавливает.
А.И.: Подталкивание в моем случае выражалось в том, что мне было сказано: «тебе не хватает информации в книгах – так какие проблемы? Езжай в архив и читай первичные документы, на основе которых писались книги и если тебе чего-то не хватает, ты сможешь их найти». И я поехал в 2003 году с простым интересом
выяснить роль армии Катукова – первой танковой армии – в битве под Курском. Естественно, Михаил Николаевич подсказал где искать и как. Когда я подошел к дверям архива, я знал, что такое фонд, опись, структура хранения документов. И я уже шел с определённым алгоритмом, полученными от Свирина и уже знал что искать. И мне очень повезло, что
документация первой танковой армии велась на высоком уровне, благодаря грамотному начальнику штаба и начало у меня было очень легким. Легко нашел то, что хотел, узнал много интересного.
В.Ш.: И что Вы узнали?
А.И.: Например, что в умелых руках «сорокопятка», которую мы сегодня называем исключительно «Прощай Родина» - 45-миллиметровая противотанковая пушка, способна оказывается поражать танк «Тигр». Это прямым текстом писалось в отчетных документах по артиллерии первой танковой армии: что при грамотной тактике 45-миллиметровое орудие подкалиберным снарядом способно поражать танки Т-6 и что не надо это орудие недооценивать. И что очень многое решает обученность людей грамотная тактика. А дальше одно зацепилось за другое, и следующим был мой давний интерес к 1941 году, затем к событиям под Харьковым в феврале-марте 1943 года, когда мне стало интересно, почему наступление, которое развивалось так успешно, вдруг остановилось. Я исследовал февраль-март 1943 года по советским документам и затем так называемые "дубнинские бои" – события в районе города Дубно на Украине, самые первые дни войны, когда большое количество танков сражалось с немцами и потерпели неудачу: общий отход фронта к т.н. линии Сталина. И я увидел документы, которые произвели на меня очень сильное впечатление, когда я держал в руках журнал боевых действий дивизии, которые в течении нескольких недель пробивалась к своим по тылам.
В.Ш.: И все-таки, как получается совмещать? Вы тянете на себе громадный воз работы в большой компании. И военную историю…
А.И.: Я себе отказываю в каких-то, может быть, человеческих развлечениях, но я твёрдо знаю, что если каждый день два часа сидеть и что-то делать по истории, то можно своротить горы. Опять же, моя независимая позиция позволяет мне писать то, что я хочу. Вот я считаю, что 28 панфиловцев это выдумка и никто меня не заставит сказать обратное, потому, что я знаю, как это выглядит в документах. Кроме того, это и свобода финансовая. Я имею возможность не жить на гонорары, а вкладывать гонорары в исследования. Исследование операции «Багратион», по скромным подсчетам, обойдется тысяч в сто рублей. И я могу эти сто тысяч взять и спокойно вложить в исследование, а не проесть.
В.Ш.: То есть, нет соблазна уйти в военную историю на профессиональную работу?
А.И.: Нет, я понимаю, что, возможно, я бы более продуктивно работал в плане количества исследований, если бы не был свободным художником, а работал профессионально, но, тем не менее, я многого был бы лишен. У меня не было бы возможности собирать массив советских, немецких документов, на круглую сумму, сопоставлять и писать то, что я думаю, без оглядки на кого бы то ни было.
«…Документы писались не для потомков»
В.Ш.: Есть такое выражение «на страницах дышит история». Когда Вы почувствовали это дыхание истории?
А.И.: Почувствовал я почти сразу, но пожалуй, сильнее всего ощущаешь это, когда читаешь документы, написанные людьми, которые погибли. Когда знаешь, что через несколько недель или месяцев, может быть через год, тот человек, который писал этот документ, делился с нами информацией, погиб. И знаешь, что он уже не может рассказать – как он воевал. И что вот эти строки, которые до нас дошли - это все. Удивительное ощущение, когда ты держишь в руках журнал боевых действий, который люди писали где-то в лесу, прорываясь из окружения. И строки из этого журнала, иной раз достаточно страшные, произвели на меня очень сильное впечатление.
В.Ш.: Что Вас удивило с точки зрения документа? Что двигало людьми, которые в этих диких условиях вели документы, писали доклады, отчёты, донесения? Высокая дисциплина, штабная культура, или желание отчитаться?
А.И.: Во-первых, надо понимать, что штабная работа ведется всегда. И даже в любом хаосе, в любом разгроме есть обмен информацией, есть донесения, на основании которых принимаются решения. Любая часть, даже если она окружена, продолжает докладывать на верх о том что с ней происходит и даже в страшном киевском котле поддерживалась радиосвязь, люди до конца выполняли свой долг и доносили что с ними происходит, что предполагают делать и все это фиксировалось. И они, естественно, не думали о том, что все это останется потомкам - я всегда говорю, что документы писались не для нас – не для историков, документы всегда писались для себя, для начальства, для своих подчиненных. Поэтому всегда при оценке документа надо исходить именно из этого. То, как мы будем оценивать, им было совершенно все равно. Всегда нужно делать скидку на то, что всегда люди пишут о противнике с завышением его потерь, о себе иногда с занижением могут писать, но тем не менее определенная канва события остается. Отчеты и доклады часто писались в более спокойной обстановке, как например, отчет о действиях 13-го танкового корпуса под Сталинградом, когда офицер представитель Генерального штаба, написал отчет очень подробно, о том, что происходило, сам нарисовал карта-схемы, и видно было, что это делал человек очень высокой штабной культуры. Все четко по делу.
В.Ш.: Как для Вас, как для профессионального историка на протяжении всего времени работы менялся образ восприятия Советской Армии?
А.И.: Я дам парадоксальный ответ, что Красная Армия 41-го и 45-го годов не так уж сильно различается, как нам сегодня кажется. Играли роль обстоятельства – в 41-м они были многократно тяжелее, чем в 45-м, но нельзя считать, что в 41-м году это была армия дураков и непрофессионалов, а в 44-м и 45-м наоборот, сплошные профессионалы и умницы. Очень много зависело от обстоятельств. И люди, которые в 41-м году останавливали противника, проявляли не меньшее мужество и профессионализм, чем в самые победные для нас периоды, и не нужно относиться к ним пренебрежительно. Красную Армию выковали, все же 30-е годы. Очень много, конечно, сыграл боевой опыт, но то строительство Армии, которое велось в 30-е годы, оно сформировало наш командный состав. И если бы не было офицеров-командиров 41-го года, то не было бы и 44-го, 45-го.
В.Ш.: Что для Вас, значит понятие, советская военная школа? Чем офицер Красной Армии отличался от британского, или от немецкого, французского офицера?
А.И.: Нужно понимать, что у нас была очень бедная страна. В 30-е годы офицеры ходили в рваных сапогах, жили под прохудившимися крышами и затраты государства на армию в начале 30-х годов были на очень низком уровне. Тогда служили настоящие фанатики своего дела. Еще это была, конечно, рабоче-крестьянская армия, очень много людей было из народной толщи, при этом они обладали определенными волевыми качествами, которыми обладают именно люди из низов, которые пробивались в жизни с большим трудом, которым все давалось нелегко, но зато они были, что называется сплавом воли и мотивации. Советские офицеры – красные командиры – были очень энергичными. Они были в среднем моложе своих противников и союзников. У нас армиями командовали люди, которым было 35-40 лет. Командующий фронтом Николай Ватутин погиб в 1944 году, ему было всего 43 года. В Германии аналогичные должности занимали люди, которым было под 60.
В наших командирах клокотала энергия – это то, чего не видно, например, во Франции в 1940-м году, когда французское командование медлило с нанесением контрударов, когда стремилось собрать достаточно сил, тщательней подготовиться и теряло драгоценное время. Красные командиры 1941-го года пусть иногда безоглядно, но быстро, решительно реагировали, маневрировали, бросались в контратаки. Не всегда это приносило нужный результат, но эта решимость была характерной чертой для командира полка, дивизии или корпуса Красной Армии. Часто говорят о том, что Красная Армия не умела вести маневренную войну, а вот немцы – асы маневренной войны, это не так. Если внимательно посмотреть, то можно увидеть, что именно Красная Армия умела ввести маневренную войну. Она умела наступать, не обращая внимания на фланги, рисковать разумно. И маневренные операции давались, как раз нам довольно хорошо. Тяжелее было с позиционными боями, когда нужно было прорывать прочный фронт, а вот в маневренных операциях Красная Армия была сильна.
В.Ш.: В этом случае поневоле напрашивается сравнение – русских и немецких офицеров. Немецкий офицерский корпус, немецкая школа командиров – что это такое?
А.И.: Немецкая офицерская школа – это все же корпус, воспитанный первой мировой войной. И нужно это понимать, сравнивая Красную Армию и Вермахт. Дело в том, что в Вермахте очень много было людей, которые уже в Первой мировой войне воевали офицерами. Это были люди, ставшие командирами еще в начале века и обладавшие огромным опытом, в том числе и позиционных битв первой мировой. В Красной же Армии даже прапорщик Первой мировой был большой редкостью.
«…Роль репрессий сильно преувеличена и политизирована»
В.Ш.: Много говорят о репрессиях. Не давая оценку репрессиям, как по-вашему, наличие в РККА тех кто имел командирский опыт Первой мировой войны, было бы благом для нашей армии, или же она бы состоялась и без этого?
А.И.: Красная Армия к 1937-му году была уже совсем другой, прореживание офицерского корпуса, которое выбило в основном ветеранов Первой мировой войны, произошло гораздо раньше 37-го года. Это началось в гражданскую войну, когда 30% офицеров пошло воевать за красных, 30% - за белых, 30 % разошлись по домам и забыли о том, что они офицеры. Потом было начало 30-х, когда под руководством Тухачевского тщательно вычищались старые кадры. В хрущевское время из Тухачевского старательно делали икону, но именно он настаивал на том, чтобы привлекались в армию люди политически проверенные и избавлялись от «военспецов» - наследства царского режима.
Поэтому утрата опыта Первой мировой – в значительной степени произошла гораздо раньше.
Репрессии же 37-38 годов сильно преувеличены по своим масштабам и по последствиям. Если рассуждать с точки зрения цифр, то Красной Армии в 41-м году нужно было больше 400 тыс. офицеров, а все репрессии в 37-38 годах составляли только 4% от этой величины. Причём в эти проценты входят по большей части просто уволенные из армии офицеры. Процент же осуждённых ещё меньше. Поэтому проблема была в другом – в быстром, скачкообразном росте КА. Поэтому в нашей армии офицеры часто делали стремительную карьеру и эта политика позволяла выдвигать на ответственные посты людей молодых и энергичных. Достаточно вспомнить, например, Ивана Даниловича Черняховского , который в июле 1941-го получил звание полковника а к концу войны продвинулся до командующего фронтом.
В.Ш.: Что такое «военное искусство»? Чем отличается советская военно-стратегическая школа от других? И почему мы победили Германию?
А.И.: Не зря военное искусство называется именно искусством. Ведь есть и военная наука, но в значительной степени это именно искусство, когда есть некие обще принципы, шаблоны, но тем не менее, как поступать в конкретной ситуации, люди решают иной раз как художники, творцы, когда есть несколько вариантов и из них надо выбрать правильный. И это превращает военное дело в искусство.
У полководца должно быть аналогичное музыкальному слуху – умение угадать дальнейшие ходы противника. Данных разведки всегда мало – они недостаточны, наслаиваются друг на друга, это всегда каша из информации и нужно уметь увидеть суть при огромном дефиците времени. Как человек без музыкального слуха не может дирижировать оркестром, так если у человека нет военного «слуха», сколько его ни учи в академиях, толку не будет. Он будет действовать шаблонно, и будет терпеть поражения. Поэтому именно во время войны выдвигаются люди, обладающие этим «военным слухом».
Так в июле 1941 года, Жуков, будучи на юго-западном фронте, сказал на совещании: «Немцы пойдут на Киев. Их следующий ход будет – удар по шоссе на Киев». Он это именно угадал, реальных данных разведки о планах немцев на тот момент не было. Сказал и улетел на Западный фронт, спасать ситуацию. Командующий фронтом Кирпонос и начальник штаба фронта Пуркаев Жукова не послушали и решили, что он не разобрался в обстановке и немцы сразу за Дубно развернутся на юг, и будут окружать наши войска на Львовском выступе. А немцы-то как раз рванулись к Киеву. И все действия, которые предпринимали Кирпонос и Пуркаев, чтобы избежать окружения под Львовом, оказались впустую потраченным временем, распылением сил и средств.
Вот этот особый «слух» на войну, умение угадать, что сделает противник, критически важны. Талант полководца это умение, глядя на карту, понять, что является ключевой точкой для противника, куда надо ударить, чтобы фронт его рассыпался. Такой операцией, «идеальным сражением» для меня является операция «Уран» под Сталинградом. Она словно нарисована для учебника. Идеальное окружение танковыми соединениями, замыкание кольца окружения, образование внешнего и внутреннего фронта, все было точно просчитано и продумано! И эта операция стала если не ключевой, то важнейшей за всю войну, когда немцы на вершине своего успеха, занимая огромную территорию, вдруг потерпели сокрушительное и беспрецедентное поражение под Сталинградом.
Фирменным же элементом советского военного искусства стал манёвр артиллерией - концентрация на узком фронте в 10-20 км 70-80 % орудий со всего фронта. На таком узком участке артиллерия буквально сметала все на своем пути, и дальше на прорыв шли танковые соединения, наступая на большую глубину, отрезая пути отхода, громя штабы и тылы.
В.Ш.: Алексей, поясните, сотни тысяч человек сидят на передовой. Держат ее. У них за спиной штабы, тылы, они вроде всем обеспечены, все нормально, и вдруг за сто километров от них куда-то вглубь обороны входит лезвие ножа - танкового соединения, которое их отрезает от основных сил и через 2-3 дня возникает кризис. Что происходит? Как люди, которые способны сражаться и умирать, герои, оказываются обреченными, почему? Почему – окружение, «котёл» это символ смерти?
А.И.: Перерезание коммуникаций достаточно быстро начинает сказываться на боеспособности окружённых, потому, что война 20 века и в частности, Великая Отечественная Война – это война обеспечения, в которой войска день за днём поглощали тысячами тонн боеприпасы, топливо, продовольствие и перерезание в тылу линий снабжений означало, что через несколько дней все необходимое для функционирования полноценной военной машины закончится. Топливо, боеприпасы, продукты.
И тут можно привести в пример Сталинград. Наступая на Сталинград 6 армия Паулюса расстреливала в день по 1000 тонн боеприпасов. Но, попав в окружение, они остались лишь с 2000 тонн запасов, и все, что им могли перебрасывать по воздуху это несколько сотен, а потом и десятков тонн в сутки. И могучая артиллерийстская группировка, которая была у Паулюса, в считанные дни оказалась бесполезной грудой металлолома.
«…Жуков это Паганини военного дела»
В.Ш.: Какие имена Вы открыли для себя – полководцев, командующих?
А.И.: В свое время я скептически относился к Жукову. Я воспринимал ту волну критики, что шла в его адрес. Но когда я стал глубже разбираться с тем, как он действовал, я понял, что этот человек – «Паганини» военного дела. В личном общении он наверняка был не подарок, но это был человек, который тонко слушал, что происходит. Еще один такой же человек – Ватутин, который был хорошим штабистом, но вместе с тем жестким, твердым человеком. Из того, что мы о нем слышали, знаем, не следует делать вывод, что это был мягкотелый кабинетный ученый.
Если говорить об уровне командующего армией, то здесь много людей, вызвавших у меня восхищение. Например, генерал Георгий Захаров, который сначала был заместителем Жукова на Западном фронте, а потом командовал в Венгрии четвертой гвардейской армией. Его довольно критически оценивают в воспоминаниях начальника разведки корпуса Белова, но у него несколько нашивок за тяжелые ранения, именно его армия выдержала на Балатоне в январе 1945 года неожиданный удар переброшенных из-под Варшавы СС-овских соединений. И он с его твердостью и решительностью, сумел не пропустить немцев на деблокирование Будапешта. И те потери, которые были нанесены немцам, привели к бесполезному расходованию ресурсов противником.
И таких людей много. В каждой операции находится человек, который своей решительностью и профессионализмом вызывает восхищение.
В.Ш.: А у немцев?
А.И.: Здесь я тоже менял свое отношение по мере изучения событий. Например, я стал крайне скептически относиться к Гудериану. Это же, можно сказать, любимец публики. Но как танковый командир он был, скажем так, не самый острый нож в столе. И когда он непосредственно командовал войсками, всегда окружения получались дырявые. Так было и под Минском и под Брянском, везде плохо замыкал окружения. Как теоретик, мыслитель он был довольно силен, а как командующий танковой группой и танковой армией впоследствии, я не скажу, что он вызывает бешеный восторг. Это человек, который в своих мемуарах весьма скромно рассказывает о некоторых своих провалах.
Поэтому по итогам десятилетнего изучения в том числе и по немецким документам, он стал для меня таким разочарованием. Более стабильное отношение к Манштейну – это человек, который действительно демонстрировал на протяжении всей войны высокий профессионализм. То, что он говорит, как правило совпадает с тем, что написано в документах по горячим следам.
Но все же танковыми командирами номер один и два в Германии были все же не Гудериан, а Клейст и Гот. Это люди, которые месяцами и годами достаточно успешно водили в бой танковые объединения. Поэтому не надо никогда судить о человеке по его мемуарам. Немцы, часто не располагавшие, в отличии от наших военачальников, литобработчиками, могли написать блеклые мемуары, как например, Гот, но тем не менее именно он был тем человеком, который дошел до Минска, Смоленска, до Москвы и Сталинграда и является безусловно высокопрофессиональным танковым командиром.
А вот Гудериан в литературном творчестве больше преуспел – он и Гитлеру строчил доклады о танковых войсках, объясняя разницу между танком и штурмовым орудием. С литературной точки зрения очень приятно читать, но не всегда это совпадает с действительностью.
«Резун - Суворов это побочный продукт советского «агитпропа»
В.Ш.: В какой-то степени одним из ваших больших направлений было начало борьбы с фальсификациями в истории. Был знаменитый труд, «Антисуворов». Что для вас значит термин фальсификация второй мировой войны – это попытка проигравших оправдать себя или это некая идеологическая операция против России, или попытки некоторых людей сделать себе имя?
А.И.: В советское время борьба с фальсификациями истории была частью борьбы на идеологическом фронте, когда в период «холодной войны» американцы и англичане пытались приписать себе куда большую роль в разгроме Гитлера, чем это было в реальности. Со своей стороны они критиковали советских историков за попытку приуменьшить их роль. В итоге, история Второй Мировой войны стала разменной картой в идеологической борьбе.
И эта необходимость использования фальсификации истории как инструмента борьбы, привела к ее выхолащиванию и замалчиванию многих её страниц. У нас долгое время была запретной тема потерь, на этом потом выросли различные завиральные теории о том, что СССР потерял 40, 50 и даже 100 млн человек. Были под запретом многие неудачные операции, Ржев был вычеркнут даже из секретных документов.
Сегодня же чаще всего фальсификациями истории занимаются люди, вбившие себе в голову некую идею, подчас совершенно абсурдную, маниакальную. И они начинают ее проталкивать с шизофреническим упорством. Этакое сумасшедшее мессианство.
В.Ш.: Вы говорите о работах беглого советского разведчика Резуна, который пишет под псевдонимом «Виктор Суворов»? Как вы оцениваете его творчество? Кто он для вас?
А.И.: Человек, вбивший себе в голову маниакальную идею о том, что Красная Армия готовилась завоевать Европу и находилась в какой-то наступательной группировке, поэтому-де и произошел 1941 год.
И у него есть целая армия единомышленников, одержимых идеей найти простой ответ на сложный вопрос. У Солонина Красная Армия устроила забастовку, разбежалась, поэтому произошел 41-й год. Еще у кого-то командиры предали, и произошел 41-й год.
В.Ш.: А Суворова вы воспринимаете как часть идеологической войны или как клинического персонажа?
А.И.: Скорее второе. Суворова никогда всерьёз не использовали на ниве идеологической борьбы. В то же Западной Германии ещё в начале 60-х существовало течение, которое утверждало, что СССР готовился напасть на Германию первым и Гитлер просто опередил Сталина, но оно было в западных научных кругах разгромлено еще в 70-х годах и исчезло из исторической науки. Суворов же пришел уже на руины этой теории Гоффмана-Хельмдаха и добавил в это свои шизофренические «нотки» всяческие «самолеты-шакалы», автострадные танки, и прочую ерунду, которая стала его фирменным знаком. Довел всё это до карикатурных масштабов. Но, если в исполнении немецких ревизионистов эта теория хотя бы имела какой вид, издалека, похожий на науку, то у Суворова это уже изложено на уровне каких-то детских страшилок.
На мой взгляд, популярность Суворова-Резуна – это, как не прискорбно, побочный продукт самого примитивного советского агитпропа, который не пытаясь согласовываться с фактами, рождал сказки про самое лучшее в мире советское оружие, про чудеса стратегии и непобедимость Красной Армии.
В условиях дефицита информации о реальных удачах и неудачах РККА, был создан некий лубочный образ Красной Армии, который не выдерживал никакой встречи с реальными фактами, что и привело к тому, что в 90-е годы, когда информации стало больше, люди типа Резуна вывернули этот лубок наизнанку.
В.Ш.: Насколько сейчас открыты архивы?
А.И.: Открытость сейчас, я бы сказал, полная. Есть какие-то отдельные направления, доступ к которым затруднен, но в целом архивы открыты, информации в них много и проблема скорее в том, что они слабо востребованы. Когда я беру дела, то часто выясняется, что в прошлый раз их брали в 80-х годах в лучшем случае, в худших – в 50-60-х, т.е. на протяжении десятилетий никому это было не интересно.
В.Ш.: А насколько они систематизированы?
А.И.: Они естественно, были разобраны и распределены по фондам, но работа историка сложна именно потому, что какую-то нужную цифру или данные, иной раз приходится искать с большим трудом по разным источникам, потому, что когда нужно ответить на какой-то животрепещущий вопрос сейчас, приходится вытягивать по крупинкам.
Приведу один пример. 1941 год, хаос, отступление, документы 15-го танкового полка, сражавшегося на львовской выступе, оказались засунуты в фонд бригады, которую формировали потом из этого полка. И то, что делали люди в июне 41-го года похоронено очень глубоко, на это можно натолкнуться только случайно. Собственно, так случайно это и нашли. И это касается самых разных вещей. И часто документы хранятся совсем не там, где должны. Очень многое зависело от тех людей, которые ведут документацию. Слабо разобраны трофейные документы. Работа по ним ведется в наше время, при невысоком финансировании. То, что стало трофеем союзников, переведено на пленки и стало более доступным. Что-то осталось закрыто, например фонды Военной прокуратуры.
Не могу осуждать за это, но могу сказать, что если кто-то захочет накопать гадостей, то трудности это не составит. Если ставится задача собрать гадостей про Красную Армию, то квалифицированный человек этого начерпает ведрами. Другой вопрос, что люди, которые хотят написать гадость, не заморачиваются хождением по архивам. А те, кто обладает навыками, как правило, имеет так же умти совесть, чтобы не выплескивать гадости на окружающих. Ну, например, не станут рассказывать о том, что летчик Герой Советского Союза стрелял из пистолета в оружейницу за то, что она его заразила сифилисом.
«…В Сталине меня поражает его способность видеть события на много шагов вперёд»
В.Ш.: Кто для Вас Иосиф Сталин? Какой предстает перед Вами личность этого человека в процессе исследований?
А.И.: Сталин – это прежде всего стратег высочайшего уровня. Уже в 1919 году он стоял достаточно высоко в военной иерархии, и не надо считать, что он был дилетантом, руководящим войной по глобусу. Это человек, который безусловно разбирался с военном строительстве, стратегии, очень много знавший. Лично меня в нем поражает способность видеть ситуацию на много шагов вперед. Приведу один только пример. Середина дня 22 июня 1941 года. Многие из тех, кто вступил в бой на границе, еще толком не знают, что происходит. А Сталин принимает ключевое решение, которое предопределит крах «Барбароссы». Он принимает решение привлекать больше возрастов по мобилизации, ломать старый мобплан, формировать новые дивизии. Именно это сорвало в конечном итоге планы немцев, и все это было решено уже в середине дня 22 июня!
Можно конечно Сталина упрекать, что он не выступил в этот день по радио, но вместо выступления по радио, он принял решение, которое предопределило ход войны.
В.Ш.: А ошибки?
А.И.: Его самым существенным недостатком было то, что политику он ставил выше стратегии. Приведу два примера. Весна 1944 года на Украине, когда был принято политическое решение идти на границу 1941 года, в ущерб сугубо военным задачам по разгрому немцев. Вместо того, чтобы уничтожить группу армий Юг, которая фактически висела на волоске от окружения, в основном пробивались к границе 1941 года. Второй случай – когда Стали потребовал от Жукова в начале апреля 1945 года идти на Эльбу встречать союзников танковыми армиями. Эта была политическая цель, не военная. Жуков его не послушался и в этом, возможно, лежат истоки его более позднего конфликта со Сталиным и опалы, так как это было явное, ничем не прикрытое неподчинение.
Существенный недостаток Сталина в том, что он периодически ставил политические мотивы выше военных. В войну военно-стратегическая мотивация все же должна перевешивать политическую.
http://jpgazeta.ru/glavniy_o_glavnom/bitva-za-istoriyu/
Грозный сталинский нарком НКВД-МГБ???
, а их нет .... 
